Скелеты в шкафу истории Европы
Гость – журналист, политический консультант Анатолий Вассерман. Ведущие – Оксана Фомина и Елена Афонина.
Афонина:
– Это программа «История за пределами учебников». У нас в гостях журналист, политический консультант Анатолий Вассерман. Я напомню, что в нашей прошлой программе мы говорили о сборнике, который называется «Скелеты в шкафу истории» и даже некоторые исторические тайны, которые связаны с нашей страной, мы попытались осветить. Но закончили мы наш разговор тем, что Анатолий Александрович сказал, что в скором времени капитализм уступит место новому социализму. Ну а поскольку, как мы понимаем, с таким понятием, как капитализм, мы связываем, в первую очередь, страны Европы и Америку, то давайте вот к историческим тайнам, может быть, тайнам современности, связанным уже с зарубежьем, мы и обратимся сегодня.
Вассерман:
– Я довольно редко затрагиваю зарубежные проблемы, не касающиеся наших событий. Но в «Бизнес журнале» была у меня статья, посвященная одному из крупнейших в истории неядерных взрывов на заводе химических удобрений в немецком городке Опау. Год работал на склад аммиачной селитры, потом вся эта селитра раскупалась во время сезона внесения удобрений. А поскольку аммиачная селитра очень легко впитывает влагу и слипается в сплошной монолит, то на складе, который представлял собой просто котлован, выработанный когда-то глиняный карьер для соседнего кирпичного завода, приходилось дробить селитру взрывами. Ну, разработали технологию, взрывали небольшими зарядами черного пороха. Это было безопасно, но медленно. И когда поручили работу внешнему подрядчику, тот решил пользоваться не черным порохом, а ракароком. Это бертолетова соль с бензином. Название рэк-рок – то есть, сокруши скалу – взялось потому, что в конце 19 века именно этим веществом уничтожили подводные скалы на входе в Нью-Йоркский порт. От ракарока аммиачная селитра сдетонировала. Было там ее 12 тонн. Правда, поскольку в аммиачной селитре большой избыток кислорода, то взрыв был примерно равноценен 4-5 тысячам тонн тротила. Ну, завод вообще исчез, а половина города была разрушена. Ну а вывод был из этого опять-таки вполне для «Бизнес журнала». Что при аутсорсинге – то есть, отдаче каких-то нужных функций стороннему исполнителю, надо обязательно следить за тем, чтобы он не нарушал технологические инструкции. Но большая часть моих исследований по зарубежью так или иначе пересекалась с нашими событиями. Например, в этом сборнике есть статья, посвященная роли автомобилей в начальном периоде Великой Отечественной войны. И я там, в частности, отметил, что примерно четверть автопарка вооруженных сил Германии в 41-м году была французского производства. Понятно, что Франция к тому времени была уже под контролем Германии, но, между прочим, после освобождения Франции барон Рено был осужден за сотрудничество с немцами, а его предприятие национализировано. То есть, даже по французским меркам, он оказался выдающейся сволочью. Что же касается роли автомобилей в целом, на одного немецкого военнослужащего приходилось примерно втрое большая численность автопарка и впятеро большая грузоподъемность автопарка, чем на одного советского. В танковых войсках разница была десятикратной. То есть, немцы могли нас бить, грубо говоря, не столько огне, сколько колесами. Они намного быстрее маневрировали и это придавало им колоссальную гибкость. Причем, пехота имела сравнительно небольшой автопарк. Известный британский пропагандист Владимир Богданович Резун, склепавший для себя имя Виктор Суворов, с удовольствием рассказывает, что в пехоте немецкой гужевого транспорта было больше, чем в советской. Но дело в том, что для пехоты, как таковой, автотранспорт не обязателен, потому что пехота в любом случае движется медленней. Зато благодаря автотранспорту, немецкие танковые войска сопровождало больше количество пехоты, передвигающейся с той же скоростью, что и танки. Сопровождала артиллерия, передвигающаяся с той же скоростью, что и танки. А комбинированный удар нескольких родов войск всегда намного эффективнее удара какого-то одного типа. Скажем, на поле боя артиллерия может поражать цели, укрытые, как говорят военные, на обратных скатах. То есть, позади каких-то препятствий. Танковая артиллерия предназначена для стрельбы практически по горизонтали, а пехота, как правило, укомплектована артиллерией, способной вести навесной огонь, то есть, перебрасывать снаряды через препятствие. Сама пехота, конечно, более уязвима, чем танки. Зато у нее обзор неограниченный и, соответственно, пехотинец на поле боя видит множество целей, которые танк заметить не может и, даже если пехотинец сам не может поразить эту цель, он может, по крайней мере, трассирующими пулями указать танку, куда стрелять. То есть, в начальный период войны мы проигрывали потому, что у нас из-за нехватки транспорта различные виды оружия вынужденно действовали несогласованно.
Афонина:
– Но у нас-то как раз с гужевым транспортом был полный порядок, судя по всему?
Вассерман:
– Представьте себе, тоже нет. Притом, что, по мобилизационному плану, большую часть транспорта, и автомобильного, и гужевого, войска должны были получить из народного хозяйства в начальный период мобилизации. Поскольку мобилизацию мы объявили только после немецкого удара, естественно, большая часть этого транспорта так и осталась в народном хозяйстве и не успела попасть в те войска, что находились поблизости от границы. Так что даже гужевого транспорта нам реально не хватало, что, собственно, и отметил все тот же Резун. Надо сказать, что у него иногда встречаются в книгах достоверные факты, правда, в таком контексте, чтобы из них было чем потруднее сделать правильный вывод. Кстати, насчет Резуна любимый мой пример. Он цитирует мемуары легендарного полковника Старинова, создателя миннодиверсионного дела в современном его виде. Он цитирует – 21 июня вечером мы выехали из Минска в Брест. Бросились в глаза сложенные около дороги штабеля свежих рельс. Ну, дальше Резун делает естественный вывод – зачем в Бресте рельсы, не иначе, как тянуть железную дорогу дальше на запад, для поддержки наступления. Открываем Старинова, читаем: 21 июня вечером мы выехали из Минска в Брест. В Минске бросились в глаза лежащие около железной дороги штабе рельсов. То есть, фактически речь шла о ремонте и реконструкции уже существующей железной дороги. И вот такое у него на каждом шагу. Правда, энтузиастам все-таки удалось найти в каждой книге Резуна странцу, где нет никаких ошибок или сознательных подтасовок. Это страница издательских выходных данных.
Так вот, статья «Колеса победы» посвящена как раз исследованию роли транспорта. Но я говорил уже, что стараюсь военные вопросы изучать именно с точки зрения транспорта и снабжения. Ну и там, естественно, очень многие выводы касаются зарубежья, поскольку Германия вообще опиралась практически на всю западно-европейскую экономику. Один из моих любимых примеров – известно, что после провозглашения независимости арабского и еврейского государств на земле между рекой и морем, соседние арабские государства немедленно оккупировали территорию, выделенную арабам, после чего напали на территорию, выделенную евреям. Евреи отбились. Так вот, отбились они, благодаря согласованным действиям Союза Советских Социалистических Республик и Соединенных государств Америки. Дело в том, что обеим странам были необходимы вот эти самые независимые еврейское и арабское государство, как клин, вбитый в центр тогдашней британской и французской колониальных империй и служащий для их скорейшего разрушения. Ну, разрушение это нам и американцам нужно было по разным причинам, но в равной степени. Так вот, СССР разрешил Чехословакии продать Израилю все скопившееся на чешских складах вооружение, произведенное по немецким заказам во время войны, но не попавшее к немцам. Поскольку, когда наши уже вышли на территорию Германии, в начале 45-го года, чехи продолжали работать по немецким заказам, но значительную часть заказов немцы уже не могли вывезти, поскольку значительная часть дорог, соединяющих Чехию с Германией, была перерезана. И вот этих складских остатков хватило на то, чтобы Израиль отбился от соседних арабских стран, чье население превышало население самого Израиля в сотню раз. А перевозили это оружие и боеприпасы американские военные летчики на американских военно-транспортных самолетах. Но перед началом этих перевозок летчики официально демобилизовались. По окончанию войны они вернулись в строй в прежних званиях, а самолеты они выкупили у государства по доллару за штуку. Но американское законодательство запрещает государству что-либо брать или отдавать бесплатно, надо хоть доллар, но заплатить. И вот они выкупили свои самолеты по доллару за штуку, а потом те самолеты, что уцелели, государство по той же цене выкупило обратно. Так что оружие было немецких образцов чешского производства, а перевезено американцами.
Афонина:
– Анатолий Александрович, а перед кем, собственно, при подобных операциях делается такое красивое лицо и соблюдается политес? Для кого, в первую очередь? Ведь такие государства, как Америка или на тот момент Советский Союз, ни перед кем отчитываться особенно и не должны были.
Вассерман:
– Тем не менее, Англия и Франция были, даже, несмотря на серьезные потери во второй мировой, все-таки еще очень влиятельны и располагали немалыми реальными силами, так что прямые конфликты с ними были совершенно не нужны. Почему я говорю об Англии и Франции? Потому что все арабские страны в тот период были или официально, или фактически английскими и французскими колониями. То есть, фактически против Израиля воевали войска, подконтрольные Англии и Франции. Правда, это не помешало Израилю через восемь лет, в 56-м, соучаствовать в англо-французском нападении на Египет. В связи с тем, что Египет национализировал Суэцкий канал. Но, надо сказать, что вообще политика израильского руководства изобиловала такими странными зигзагами, что я предпочитаю в них не закапываться, потому что тут можно хоть год копать и все равно не будет полного понимания, чьи влияния в тот момент были преобладающими.
Афонина:
– А в политике Америки проще разобраться?
Вассерман:
– Проще. Поскольку Америка строго следует формуле, который произносит один из персонажей О Генри, благородный жулик Джеф Питерс. Питерс рассматривает доллар в чужом кармане, как личное оскорбление, если не может рассматривать его как личную добычу. Вот, исходя из этой формулы, все странности американской политики довольно легко просчитываются. В частности, понятно, почему сейчас Америка экспортирует нестабильность по всему миру. Потому что, грубо говоря, она уже довольно давно не может подниматься и поэтому пытается опустить всех остальных.
Афонина:
– Даже за свой счет?
Вассерман:
– Да. Потому что эти затраты окупаются. Когда в других странах деньги некуда вкладывать или страшно куда-то вкладывать, их вкладывают в американские долговые обязательства, поскольку эти долговые обязательства подкреплены вооруженными силами, суммарно превосходящими вооруженные силы всего остального мира.
Афонина:
– И репутация, что тоже немаловажно.
Вассерман:
– Ну, репутацию в последнее время они себе основательно подпортили. Но расчет на то, что долги будут возвращены или чужим имуществом, или собственными снарядами, как правило, оправдываются.
Афонина:
– Ну, в любом случае, в современных условиях репутация под названием «сила», в общем, тоже играет не последнюю роль. А посему, может быть, эта логика здесь действует?
Вассерман:
– Логика грабежа, что поделаешь. Там, где кончается сила права, начинается право силы.
Афонина:
– Анатолий Александрович, все-таки объясните, остается определенной загадкой, мы эту тайну держали на протяжении практически двух передач, почему же все-таки, вы считаете, что капитализм уйдет с экономической арены и его место займет социализм. Правда, обновленный. Что заставляет вас так думать? И что за модель вы видите?
Вассерман:
– Начну издалека. В июне 1996 года я опубликовал в еженедельнике «Компьютера» статью под названием «Коммунизм и компьютер». Эта статья представляла собою перевод с математического языка на человеческий некоторых старых трудов выдающихся советских математиков Виктора Михайловича Глушкова и Леонида Витальевича Канторовича, кстати, лауреата Нобелевской премии по экономике. И еще одного лауреата той же премии Фридриха Августа Августовича Фон Хайека. Из этих трудов вытекало, что задачу планирования невозможно точно решить в сколько-нибудь разумные сроки. Более того, ее даже невозможно точно поставить, ибо значительная часть сведений, необходимых для формулирования задачи, возникает только в процессе производства, а то и в процессе потребления. И то приближенное решение этой задачи, которое можно получить в разумные сроки из единого центра, оказывается в несколько раз хуже того приближенного решения, к которому приводит рыночный механизм. Ну и из этого следовало, что капитализм выгоднее социализма, поскольку рынок – это, в общем-то, естественный инструмент распределенного планирования, когда каждый принимает решение, сам рассматривая всех остальных просто как источники ограничений на его собственный поиск. И рыночный механизм дает наилучшие возможные результаты управления экономикой. Лучшие результаты, чем рыночные, возможны только теоретически, но технически недостижимы.
Так вот, ровно через 15 лет в июне 2011-го, в «Бизнес журнале» того же издательства «Компьютера» я опубликовал статью «Отрицание отрицания», где показал, что развитие информационных технологий радикально меняет картину. Уже сейчас большая часть тех сведений, которые нужны для планирования и которые Хайек считал принципиально недоступными, может быть извлечена из систем управления производством и систем заказов в Интернете. Дальнейшее развитие этих систем сделает доступной практически всю необходимую информацию. Ну а небольшой зазор, относящийся к так называемым спонтанным покупкам, очень легко закрывается средствами маркетинга. Технологии разработаны в рыночной системе, но вот, оказывается, что она и в плановой может быть вполне востребована. Далее. Вычислительная мощность, доступная в мире в целом, растет с такой скоростью, что не позднее конца нынешнего десятилетия станет возможно ежесуточно получать точное решение задачи планирования для всего мира в целом. Точное, то есть, заведомо наилучше возможное. А рыночный механизм приводит к решениям, которые в несколько раз хуже точного. Так же, как ранее существовавшие плановые механизмы давали решение в несколько раз хуже рыночного. То есть, получается, что новые инструменты управления дают заведомо наилучше возможный результат и разница в несколько раз легко окупает любые затраты на переход к этой системе. Но, как только я это опубликовал, немедленно возник вопрос, а можно ли, в таком случае, использовать для централизованного планирования рыночные технологии? То есть ,просто покупать у всех хозяйствующих субъектов доступные им сведения, необходимые для планирования, а потом продавать им рекомендации плановые. Так вот, к сожалению, не получается. Просматривается очень много возможных сценариев, при которых конкретный хозяйствующий субъект может получить дополнительную выгоду из сокрытия имеющихся у него сведений или из отклонения от рекомендаций плановых органов. Понятно, что эта выгода покупается ценой совершенно несоразмерных потерь в других звеньях единой экономики. Но правило «Раньше думай о родине, а потом о себе», к сожалению, работает далеко не у всех. Поэтому получается, что реализовать новую плановую систему управления можно будет только переведя все средства производства в единую собственность. Конкретные механизмы такого перевода разнообразны. В частности, сам Карл Генрихович Маркс еще полтора века назад рекомендовал британским пролетариям просто выкупить страну у британских буржуа. То есть, гарантировать каждому собственнику сохранение прежнего уровня дохода, да при этом еще абсолютную страховку от любых кризисов, поскольку кризисы в этом варианте плановом невозможны. А самим пролетариям существовать на разницу в экономическом эффекте от рыночной и плановой экономике. Но на протяжении большей части прошедшего времени этот рецепт был невозможен, поскольку планирование могло дать ухудшение по сравнению с рынком. А сейчас получается, что это действительно выгодный вариант, причем, выгодный для всех.
Афонина:
– А кто выступает в роли этих пролетариев, которые будут брать на абсолютное обеспечение?
Вассерман:
– Вот тут тоже интересная проблема, поскольку, скажем, в советское время понятие «пролетарий умственного труда» считалось нелепостью. Между тем, сейчас большая часть работников реально производящих нечто полезное, работает не столько руками, сколько головой. Поэтому такой переход будет в интересах подавляющего большинства работников, независимо от того, что они делают. Вот кому станет плохо, это так называемому офисному планктону. То есть, людям, исполняющим самые простейшие управленческие обязанности, просто потому, что эти обязанности техника возьмет на себя и придется этим людям серьезно переучиваться, а это очень большая проблема. Собственно, нынешний кризис возник еще из-за того, что американцы, выведя большую часть рабочих мест из своей страны туда, где люди дешевле любых роботов, не смогли обеспечить переподготовку достаточно части населения и оказались вынуждены фактически платить людям пособие по безработице, замаскированное под исполнение какой-то никому не нужной работы. Поэтому такое переучивание – это тоже одна из серьезнейших проблем, которые предстоит решать. Но, как я уже говорил в прошлой беседе, мы сейчас с группой товарищей составляем список таких проблем и есть надежда, что потом, когда мы этот список составим, можно будет через различные общественные и окологосударственные структуры организовать уже целенаправленную работу по подготовку решений всех этих задач. Пока можно сказать только одно, что, в принципе, пока эти задачи поддаются решению.
Афонина:
– Ну и финальный скелет, который мы хотели бы вытащить из политико-экономического шкафа – финальный рецепт, который вы могли бы нам сейчас дать, озвучить. Речь идет о нынешней экономической ситуации. Как вы ее оцениваете?
Вассерман:
– Ну, с нынешней экономической ситуацией тяжело. Во-первых, потому, что «пока солнце взойдет, роса очи выест». То есть, если сохранятся нынешние тенденции развития, то к тому моменту, когда станет возможен новый социализм, уже просто некому будет его создавать. Кстати, я постоянно говорю «новый социализм», потому что многие привычные нам проблемы социализма, который я испытывал на своей шкуре почти четыре десятилетия, порождены были как раз невозможностью точного управления. Ну, один простой пример. Размеры обуви с 40-го по 43-й планировались единой группой. То есть, планировалось общее количество обуви всех этих размеров. У меня в юности был 42-й, сейчас 43-й и для меня в советское время всегда была большая проблема найти хорошую обувь. обуви 40-го и 41-го размера было навалом, а 42-й и 43-й делали гораздо неохотнее, поскольку из одного и того же количества сырья ее получалось чуть меньше. Так вот, таких недоразумений теперь не будет, потому что сейчас, повторяю, решение будет точным. Была проблема внедрения новых разработок, потому что для создания новой разработки, для ее запуска в серию, требовалось перепланировать деятельность многих сотен предприятий, так или иначе с нею связанных. Сейчас это можно будет делать мгновенно. То есть, любую новинку можно будет сразу запускать в производство и так далее. То есть, новый социализм будет очень мало похож на старый. Но, понятно, для того, чтобы его запустить, надо еще до него дожить. А с этим проблема. Потому что, я писал об этом в том же «Бизнес журнале», – если какой-нибудь крупный регион пойдет на выход из кризиса раньше нас, то включатся экономические механизмы, в силу которых на всем постсоветском пространстве, по крайней мере, до следующей великой депрессии, то есть, на 70-80 лет вперед, не останется никакой промышленности сверх доведения сырья до вида удобного для транспортировки, и никакой науки сверх умения считать до ста. А чтобы выйти из кризиса первыми, мы должны построить единое экономическое пространство, включающее, по меньшей мере, Белоруссию, Казахстан, Украину и остальную Россию. Соответственно, сейчас стратегическое направление деятельности – это включение Украины для начала, хотя бы в Таможенный союз. Как только будет осознано, что без этого в принципе нельзя обойтись, это будет сделано. Потому что необходимость рано или поздно находит себе возможность. Так что, если эта необходимость будет осознана достаточно быстро, то мы двинемся на выход из кризиса первыми и, я надеюсь, уже в следующем году. Ну, а если нет, тогда остается надеяться только на то, что лица, принимающие решение, пострадают не меньше тех, кто испытывает эти решения на своей шкуре.