Премия Рунета-2020
Иркутск
+2°
Boom metrics
Общество17 июня 2008 22:00

МИР БАЙКАЛА

История величайшего природного объекта

110-летию с начала сквозного движения по Транссибирской магистрали посвящается

Совместный проект ВСЖД и газеты «Комсомольская правда» БЛАГОДАРСТВЕННОЕ СЛОВО

Этот проект вряд ли бы состоялся в ближайшей перспективе без участия Восточно-Сибирской железной дороги, которая вскоре отметит свое 110-летие. ВСЖД поддержала идею и попытку создания истории Байкала - величайшего природного объекта, памятника мирового культурного наследия. На самом деле ВСЖД в байкальской истории занимает видное место. Начиная с конца XIX века, железнодорожная магистраль стала доминирующим фактором в народно-хозяйственном освоении Прибайкалья. Кругобайкальская железная дорога и вовсе уникальный комплекс железнодорожных инженерных сооружений. Транссиб и в прошлом веке, и сейчас - трасса жизни. Всюду, куда приходили железнодорожные пути, начиналась иная жизнь – она словно бы ускоряла ее ход. Появлялись пристанционные поселки, а следом и города, возникали школы и библиотеки, активизировались торговля и промышленная деятельность. Это очень хорошо видно на примере прибайкальской территории. Там, где раньше стоял почтовый станок, с приходом Транссиба возникали промышленные центры, где были непроходимые бездорожья – мосты и переправы. Первые ледоколы в России появились здесь же, на Байкале, и тоже благодаря железной дороге. Можно бесконечно перечислять, что и сколько делает магистраль для России, Сибири, Иркутской области, важно другое – с завидным постоянством железная дорога работает для людей, не ведая усталости и не зная перерывов. А ВСЖД – первая из первых. Своей историей, своими достижениями, своей тяжкой ежедневной работой она по праву может называться народной. Мы приносим руководству дороги, многотысячному ее коллективу слова благодарности за возможность развития краеведческих знаний в Иркутской области, за понимание важности воспитания любви к своей малой Родине.

Станислав ГОЛЬДФАРБ, генеральный директор агентства "КП"-Байкал", доктор исторических наук, профессор Иркутского университета.

ВСТУПЛЕНИЕ

Любые попытки покорения природы скоро убеждают в их тщетности. Она сильнее в своей терпимости к человеку. Байкал не исключение. Именно поэтому его давно уже не рассматривают только как природный мир. Он диктовал особый уклад хозяйственной деятельности, он помогал человеку приспособиться к местной жизни, он влиял на создание местного фольклора. Байкал – это та часть вселенной, которая не могла не вызватьфилософских размышлений, диалога и поклонения. Признаем существование мира Байкала.

Многие ученые говорят о бытовании здесь культа воды – в погребениях неолитической эпохи Прибайкалья археологи обнаруживали каменные или костяные скульптурки рыб, двухголовые, янусовидные. «Детальная семантика подобных изделий затемнена давностью времени, однако можно предполагать, что каждая из таких рыб была «долей», отдаваемой воде-матери, или, не исключено, самим воплощением матери-природы. Этот персонаж мог сопровождать в мир мертвых таежных рыболовов каменного века» (Хлобыстина М.Д. Говорящие камни. Новосибирск, 1987. С. 23). В мире живых культ воды был также силен. Местные крестьяне «самоотверженно» верили в великую силу байкальской воды. Даже в Лиственичном, припортовом селе, где чем-то удивить местных жителей было трудно, к ней относились с величайшим трепетом. Многие заболевания лечили именно этой хрустальной водицей. И речь не идет о целебных минеральных источниках. «Обыкновенно, с лечебной целью людей и животных, искусанных бешеными животными, купают в Байкале на «семи зорях», т.е. рано утром семь дней кряду, не взирая нисколько на время года» (Вост. обозр. 1898. С. 2). Нетрудно представить поэтому, настолько многообразен и уникален мир Байкала. Минимум 400 лет человек изучал его и продолжает делать это по сей день. География, геология открывают удивительные картины происхождения каменной чаши, которая - гигантский запас питьевой воды на Земле, климатические особенности и подземные кладовые. Химия, физика и биология дают представления о водных, природных богатствах, флоре и фауне, которые во многом не повторяемы и присущи только этому уголку цивилизации. Экология рассказывает о взаимодействии человека и природы, как, в гармонии или в конфликте с ней, шло освоение байкальских территорий, как сопрягались человеческие знания и потребности с особенностями местной жизни. История, литература, журналистика позволяют обозреть богатство, которое накопило общество, открывают и славят имена, связанные с этими местами, указывают правильные дороги к истинным знаниям. В этой книге мы посмотрим на Байкал именно сквозь призму истории. Она вбирает в себя все знания о мире Байкала, систематизирует и расширяет их. Благодаря этому мы можем представить себе геологическую историю и историю географических открытий, проследить, как осваивались территории, прилегающие к Байкалу, строились остроги, возникали села и города, развивались ремесла. Мы хотим понять, как происходили те или иные события. Книга не случайно названа «МИР БАЙКАЛА». Не претендуя на открытия и разгадки многочисленных байкальских историй в своей работе, я преследовал цель составить цельное научно-популярное описание этого уникального природного объекта, дать общие, но разнообразные представления о нем. Это вовсе не означает отсутствия исследовательского материала. В основе большинства разделов многочисленные архивные источники, исследовательская и мемуарная литература, многолетние путешествия и работа автора в полевых условиях на различных участках побережья озера. В отдельных случаях приходилось прибегать к пересказу точек зрения специалистов, для которых археология, геология или биология занятие профессиональное, а для рассказчика - общегуманитарное. Книга «МИР БАЙКАЛА» - естественное желание историка в доступной форме рассказать об удивительных событиях, которые происходили здесь во все времена, о человеческом подвиге, подвижничестве… Вероятно, в этой работе есть спорные факты и рассуждения, не исключаю неточностей и, что хуже всего, ошибок. Но, смею думать, читатель укажет на них, даст совет, и эта бесценная помощь будет обязательно учтена при доработке. «МИР БАЙКАЛА» - это действительно уникальный, своеобразный МИР, где все взаимосвязано и взаимообусловлено – природа, люди, их поступки и взаимоотношения. Совершенно ясно, что человек у Байкала, постоянно взаимодействуя с ним, по своему восприятию, быту, мифологии должен был отличаться от жителя, скажем, пустыни или степи. Особенности ландшафта и географической среды самым серьезным образом влияют на психологию, восприятие, духовный мир человека. Возникло новое направление в науке – экономическая этнопсихология. Создатели этого направления - иркутские профессора А.Д. Карнышев и М.А. Винокуров доказали взаимосвязь этнических аспектов и хозяйственной деятельности разных народов, показали, как и каким образом особенности психологии и традиции хозяйствования и быта разных народов влияют на своеобразие экономической деятельности и образа жизни данных народов и их этнических групп (Винокуров М.А., Карнышев А.Д. Введение в экономическую этнопсихологию. Иркутск, 2007. С. 15). Постоянное взаимодействие с Байкалом оказывало самое непосредственное влияние на человека. Можно предположить, что веками складывалась и его экопсихология, а жизненная философия соизмерялась или, если хотите, корректировалась таким могучим природным фактором. Байкал всегда воспринимался как живой организм. Фольклор, культовые обряды несут в себе именно этот образ. Среда обитания формируется под влиянием многих факторов – природных, хозяйственных, демографических и, конечно, экономических. Мысль о том, что русская колонизация Сибири и Прибайкалья в целом носила кроме имперского замысла (Россия наращивала свое пространство и могущество за счет новых сибирских земель) еще и сугубо прагматический, - финансово-экономический не нов. В той или иной степени эту тему затрагивали многие поколения историков. Время присоединительных походов российских служивых совпало с периодом активной дипломатической политики русских царей – Ивана Грозного, Бориса Годунова, Михаила Романова… И складывающаяся империя вела себя соответственно – дерзко, целенаправленно, по собственным правилам и в своих интересах. Создание централизованного государства, внутренняя и внешняя оппозиции безусловно требовали серьезных материальных активов. Практически все метрополии утверждались или решали какие-то отдельные проблемы за счет колоний. И Сибирь завоевывалась первоначально без какой-либо высокой патриотической цели – здесь не было нужды спасать своих соплеменников, их там попросту не было. И не ставилась цель великих географических открытий. И даже государственного долгосрочного плана присоединения не было. На пути к дальневосточным рубежам хватало проблем с уральскими землями и Ближним Зауральем. Потому и экспедиция Ермака была во многом неожиданной для центральной власти, потому и не могли какое-то время решить, что делать с атаманом – казнить за самовольство или возвеличить как радетеля российских интересов. Направление развития большинства сильных государств было общим – нужны были новые земли как источники экономического и финансового благосостояния. Эту потребность отметили в ходе выполнения проекта «Русские в Бурятии: история и современность». Сошлемся на следующие строки: «К числу особенностей процесса освоения байкальского края следует отнести ведущую роль острогов и городов, из которых осуществлялась колонизация края. Обращает на себя внимание и то, что с самого начала колонизация проводилась под девизом, высказанным в многочисленных царских наказах, – «во всем искать государственные прибыли». Отряды служилых людей в конечном итоге посылались для «проведывания землиц» и приведения «под государеву высокую руку» новых ясачных иноземцев». Можно вполне думать, что главной причиной, побуждавшей русских людей искать «новые землицы» для своего царя, было сначала желание найти новых плательщиков ясака. «Кроме этого побуждения вскоре явились и другие – желание приобрести земли, богатые полезными ископаемыми, удобные для занятий землепашеством, покорить и усмирить инородцев…» (Русские в Бурятии. Улан-Удэ, 2002. С. 49). Впрочем, у российских правителей могли быть совершенно оборонительные мотивы – чем дальше от центральной коренной Московии отодвигались границы, тем меньше было опасений относительно новых стычек и сражений у стен собственных домов. Байкал не может не испытывать влияния извне, так же как не может не распространять его вокруг себя. Диалектика во всем – он впитывает, вбирает, чтобы отдавать… Здесь, на территориях, тяготеющих к Байкалу, встретились две культуры, две цивилизации - кочевников и земледельцев. Еще в XIX веке Генрих Шурц высказал предположение, что кочевники, возможно, в своей истории были земледельцами. Он рассматривал гипотезу о том, что в «Азии земледелие древнее, чем скотоводство в степях, и, вероятно, сначала часть оседлых народов первыми обратились в кочевников, кочующие же племена должны были, несомненно, перейти непосредственно от захватнического хозяйства к скотоводству. Таким образом, возможно, что земледелие некоторых среднеазиатских народов является возвратом к старым хозяйственным формам. Земледелие придает образу жизни большую устойчивость и ослабляет наклонность к хищническим набегам…» (Генрих Шурц. Средняя Азия и Сибирь. СПб, 2004. С. 12).

Здесь, в Прибайкалье, кочевые культуры тоже встречались с земледельческими. Но особенно активно процесс начался, когда появились первопроходцы, а вслед за ними пошли переселенцы из Центральной России. Это перетекание и взаимопроникновение культур не могло не сказаться на быте, нравах, психологии и миросозерцании населения. Россиянин – земледелец, вдумчивый и рассудительный хозяин, хитрый и смекалистый промышленник, искусный ремесленник и производитель столкнулся с кочевником, который «проявляет при случае черты и великодушия, и непосредственной доброты; даже рыцарство не чуждо кочевнику; им славятся народы тюркского племени… Простота и ясность мысли, равно как и сила воли кочевника, объясняют нам, почему он так легко становится властелином оседлых народов, которые частью изнежены культурой, частью крайне боязливы вследствие чрезмерного развития торгового духа или фантазии, частью, наконец, лишены широкого размаха благодаря суровому повседневному труду. Кочевник умеет водворять порядок. Не взирая ни на что, он прокладывает себе путь через густую чащу переплетающихся порослей, которые так пышно произрастают на старой культурной почве и приносит свет и воздух в удушливую атмосферу. Сам он не создает культуры, но косвенным образом способствует прогрессу, уничтожая границы между различными странами и создавая мировые государства, бесконечный горизонт которых воскрешает идею о единстве человеческого рода даже там, где эта идея, казалось, совсем заглохла вследствие политической раздробленности и самодовольства. Разумеется, в конечном результате всегда оказывается, что накопленный труд бесчисленных поколений, поскольку он воплотился в культуре, сильнее необузданной энергии кочевников; и даже самый дикий степной народ в конце концов вынужден склониться перед властью мысли и незаметным давлением высшей культуры» (Генрих Шурц. Средняя Азия и Сибирь. СПб., 2004. С. 17 - 18). Сколько человек живет у Байкала, столько он пытается вначале понять, осмыслить этот мир, а потом выразить отношение. В большинстве своем преклонительное. Древний человек, открывший для себя это необъятное водное пространство, сразу же определил, как мне кажется, свое место во взаимоотношениях с Байкалом – он стал его вселенной, его божеством, мирозданием и источником жизни. Байкал давал не только энергетическую силу и способность смотреть на мир без берегов от горизонта до горизонта, но и безостановочно снабжал человека всем необходимым для нормальной жизнедеятельности. Последующие поколения ничуть не растеряли уважительного, бережного отношения к Байкалу. Конечно, были в этом отношении и прагматизм, и жизненный расчет, но ровно столько, чтобы обеспечивать свое настоящее и будущее. Чуть более 130 лет тому назад в одной из первых книг для учащихся иркутских школ, училищ, гимназий, которая называлась «Иркутск и иркутская губерния», о Байкале читаем: «Байкал имеет огромное значение для Иркутской губернии. Он снабжает ее одним из главных продуктов продовольствия – рыбою» (Иркутск и Иркутская губерния. Иркутск, 1870. С. 36). Трудно сказать, насколько объективным было это замечание для всей огромной губернии, но Байкал действительно был природной фабрикой продовольствия. При всем том Байкал не просто кормил и одевал, он стал миром для тех людей, которые жили на его берегах, соприкасались с ним, определяя во многом их нравы, философию, стиль жизни, религиозные представления. Мир Байкала играл самую непосредственную роль в формировании того, что мы называем системой нравственных ценностей. Байкал – это наиболее простой и зримый пример взаимоотношений человека и природы во всех его аспектах. Мы видим итоги уникальных экспериментов, которые в согласии или несогласии ставились человеком по отношению к себе, к Байкалу и природе в целом. То, что впоследствии, в современной жизни, стало называться окружающей средой, здесь, на Байкале, существовало всегда. Потому что среда – это вовсе не те несколько десятков километров привычных троп, ручьев, холмов и лугов, не собственное подворье, деревня или даже большой город, а среда – это мечта, которая имеет способность раздвигать границы окружающего мира, находить место для существования, обеспечивать развитие. Знаний о Байкале стало так много и они так разнообразны, что впору задуматься о создании «Байкальской энциклопедии». И пусть мои истории о «МИРЕ БАЙКАЛА», станут конкретным вкладом в создание той великой КНИГИ, которая рано или поздно, но обязательно появится. Мое знакомство с Байкалом началось летом 1975 года, когда я в составе историко-этнографической экспедиции исторического факультета Иркутского госуниверситета отправился на восточное побережье озера. Целый месяц мы переезжали от одного населенного пункта к другому, вели дневники, записывали рассказы местных жителей, собирали этнографические материалы. И уже тогда, только прикоснувшись к исторической реальности, совершенно неопытный и необстрелянный в этом деле, я понял, насколько уникален, богат этот Прибайкальский край мудростью бывалых людей, сколько смелости и отваги, интереса к новому, сколько юмора и иронии в здешних обывателях. До сих пор помню эти рассказы, записанные со слов старожилов. В них нет ничего выдуманного. «… Когда полетели первые самолеты, то старухи и старики испугались - плакали, богу молились. Когда появился «газик» - тоже переполох был, все бежали за машиной. Когда увидели первый велосипед, кричали: Илья Пророк. А это Мишка Бычков катался, ему из города отец привез…» «… Онуфрий Иванович говорил, что придет время, и все будут ездить на машинах, что будут плуги, а мы не верили. Как-то на лугу хлеб жали серпами. Было нас 24 женщины. Вдруг что-то как загудит, как зашумит… Мы испугались и свесь день просидели в огороде. А это пароход был…» «… Первая жнейка. Она гремит, народ пугает. Все побежали смотреть. Из-за того, чтобы за жнейкой снопы вязать, женщины чуть ли не дрались. А теперь что?!» Мы собирали разрозненные рассказы, из этой мозаики складывались картинки событий. В библиотеках и архивах, в государственных, отраслевых, школьных музеях изучали новые источники. Наши замечательные руководители-преподаватели учили нас плести историческое полотно. Я благодарю их всех – ушедших и, слава богу, здравствующих: Ф.А. Кудрявцева, М.П. Труфанова, В.П. Олтаржевского, В.П. Шахерова, С.Ф. Коваля, Т.А. Перцеву, Г.А. Оглезневу, Н.Н. Щербакова, Л.П. Олтаржевскую, Е.М. Даревскую, Г.И. Медведева, Л.М. Дамешека за счастливые мгновения ученичества и возможность общения и радость диалога. Эта книга собиралась без малого 20 лет. Насколько это возможно, использовал знания, почерпнутые в огромном количестве литературы и источников, в том числе хранящихся в Российском государственном историческом архиве, Государственном архиве Иркутской области, Архиве востоковедения Института востоковедения Российской академии наук, Историческом архиве Москвы, Российском архиве литературы и искусства, в рукописных фондах Российской публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина, библиотеки Иркутского государственного университета, архива Иркутского научного центра (Сибирское отделение АН РФ), архивах школ, музеев Бурятии. Особое слово об иллюстрациях. Все эти годы я параллельно с изучением источников собирал дореволюционные открытки, которые запечатлели мгновения мира Байкала. Мне кажется, они очень точно и органично дополняют рассказ. Современные фотографии сделал прекрасный художник С. Григорьев. Как автору, хочется думать, что все сложилось, что собранный материал будет интересен и полезен читателю. И еще. Понимая, о каком природном чуде идет речь, я даже в помыслах своих не преследовал цели обаять необъятное – рассказать о Байкале все или почти все. Моя задача скромнее, но от того не менее занимательна – создать книгу, одинаково полезную и интересную для тех, кто еще получает знания в школе или университете, и для тех, кто, может быть, впервые соприкоснется с Байкалом. Одним словом, это краеведческая работа, ни в коем случае не претендующая на последнее слово и категоричность утверждения. В работе я исправно двигался хронологическим путем, но не забывал и о тематических экскурсах. Это не противоречит главной цели – описанию мира Байкала в самых различных его проявления.

ЧАСТЬ 1 НАЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Историки, археологи, этнографы, лингвисты накапливали разнообразный материал о происхождении жизни на Земле. Специалисты спорили, сопоставляли полученные данные. Какое-то время эпоха палеолита оставалась в тени. Наконец наступило время, когда ученые решили обнародовать свои исследования, в том числе о жизни сибирских племен эпохи палеолита - ледниковой стадии древнекаменного века. В это время на тысячи километров простирались ледниковые поля, по окраинам которых «была своеобразная жизнь приледниковых областей. У кромки льда начиналась бескрайняя тундра, страна болот и бесконечных озер, блестевших, как звезды в небе, среди мхов и редких перелесков, состоявших из низких чахлых кустов полярной ивы и карликовой березы, а далее на восток - даурской лиственницы. Далее шли такие же бескрайние степи...» (История Сибири. Ленинград, 1968. С. 38).

Специалисты считают, что в эпоху великого похолодания Прибайкалье не испытало сплошного оледенения, как это случилось в Европе. Климат сформировался в этой части света как резко континентальный, с сухими малоснежными зимами. «Отсутствие сплошного ледяного покрова, сухость климата способствовали созданию в Прибайкалье своеобразных природных условий, несколько отличных от западно-европейской и западно-сибирской частей СССР. В то время как на этих частях Советского Союза тундра глубоко проникала на юг, доходя до Крыма и Кавказа, в Прибайкалье она была расположена значительно севернее. Южнее расстилались обширные степные пространства, поросшие высокими и густыми травами. По долинам рек и на горах росли кустарники и деревья: ивы, березы, сосны и ели. Климат был хотя и несколько холоднее, чем в наше время, но все же благоприятный для существования животных и человека» (Л.Н. Иваньев, П.П. Хороших. Первобытные охотники Прибайкалья. Иркутск, 1956. С. 11). Человек древнекаменного века приспособился к сложным климатическим условиям, сумел выжить и войти в период позднего палеолита, когда климат стал более теплым. Известный сибирский ученый Б.Э. Петри писал: «Еще давал о себе знать холод, наследие ледникового периода. Сибирь представляла собою в это время сухие травянистые степи, и только горы начали покрываться лесом. В общем, условия жизни должны были приближаться к тем, которые мы наблюдаем сейчас в северной полосе Сибири. Но дичи было изобилие. По степям и в долинах рек паслись стада зубров и первобытных быков. Тут же паслись большие табуны диких лошадей, кое-где бегали антилопы (сайга). На реках, озерах и бесчисленных болотах водилось несметное количество лебедей, гусей и уток. По склонам гор на моховых пространствах паслись стада северного оленя, а в перелесках скрывались гигантские олени, могучие животные, похожие на сибирского марала, но гораздо крупнее и украшенные огромными рогами (расстояние между крайними отростками - размах рогов - доходило до 3,5 метра). Наверное, не случайно одни из самых древних петроглифов, которые относятся ко времени границы каменного и бронзового веков – изображения на скале Саган-Забы, – изображение оленя и двух лосей. Охота являлась главным занятием человека в ту пору, а олень и лось - желанной добычей. Среди всех этих животных поражал своим видом огромный сибирский носорог с двумя рогами на носу, весь обросший густой шерстью, которая его хорошо защищала от холода. Вначале водился еще мамонт, но к концу палеолита он исчез (вымер)» (Б.Э. Петри. Далекое прошлое Прибайкалья. Иркутск, 1928. С. 10-11). Первые следы доисторического человека в Прибайкалье Петри относил к самому концу четвертичной геологической эпохи, а именно к тому периоду, когда исчезает мамонт. Это открытие принадлежало известному иркутскому археологу и краеведу М.П. Овчинникову. Особенную известность получила палеолитическая стоянка «Верхоленская гора». Вот что рассказывал профессор Б.Э. Петри: «Палеолитическая стоянка «Верхоленская гора» раскинулась на обоих мысах Жарниковой пади - довольно широкой долины с пологими склонами и с руслом высохшего ручья. Обе части стоянки обращены на юго–запад; они защищены от действия северо-восточного и отчасти северного ветров горою и растущим на ней лесом. В отношении нагревания солнцем место стоянки должно считать выбранным удачно, т. к. только холодные утренние лучи солнца теряются; зато дневное и вечернее солнце заливает своими благотворными лучами место, избранное для жилья в холодную палеолитическую эпоху. Оба участка стоянки расположены на краях довольно крутых обрывов, и с этой точки зрения их стратегическое положение весьма выгодно. С них открывается широкий вид на долину Ангары; отсюда палеолитический человек мог прекрасно наблюдать за передвижением стад оленей, первобытных быков или диких лошадей, или учесть появление неприятелей. Особенно удобна стоянка, расположенная на правом мысу, т. к. последний вдается клином между долиной Ангары и падью Жарникова, что гарантировало обитателям стоянки защиту от нападения с тыла. Водой стоянка была прекрасно обеспечена. Несомненно по пади Жарникова в то старое время протекал ручей; и в настоящее время мы имеем на ее дне сухое русло, указывающее, что еще недавно, когда окрестные склоны не были обезлесены, здесь журчала вода, протекал ручей, выходящий из соседней пади Топка. Воду приходилось поднимать всего на какие-нибудь 20—25 метров, чтобы доставить на стоянку. Ангара протекает в настоящее время в расстоянии полуверсты от подножия возвышенности, но есть основание думать (судя по старицам), что в доисторические времена она протекала значительно ближе. Во всяком случае, древним рыбакам не далеко было ходить на рыбный промысел. Что же касается до главного промысла палеолитического человека-охоты, то уже поверхностный осмотр костей сведенных животных указывает нам с несомненностью, что охотничьи угодья были здесь где-то поблизости, так как на стоянку попадали не только одни мясистые части, но и такие тяжелые и лишенные мяса доли, как черепа, нижние челюсти, копыта, позвоночники и прочее. Судя по этому, охота производилась где-либо неподалеку на окрестных возвышенностях в ближайших падях и в долине Ангары» (Там же. С. 16-17). Действительно, животный мир был разнообразен. В тундре и лесотундре обитали северный олень, рысь, водились песцы, полярные куропатки. В степях – стада зубров, мамонтов, носорогов, лошадей, куланов. Доставало и хищников – росомах, медведей, лисиц, волков, пещерных львов. Человек в это время охотился на северного оленя, лошадь, дижегтая (полуосел), первобытного быка. Добычей становились лось, гигантский олень, изюбрь. В жизнедеятельности человек палеолита использовал практически всю добычу. Даже кости шли в костер в качестве топлива, они разгорались медленно, но зато горели долго и давали много тепла. В.В. Свинин, анализируя итоги археологических исследований на Байкале, сделал предположение, что заселение берегов Байкала древним человеком, возможно, произошло еще в верхнем палеолите, а сам Байкал не был препятствием для передвижения и контактов между палеолитическим и мезолитическим населением Прибайкалья и Забайкалья (В.В. Свинин. К итогам археологических исследований на Байкале (Вопросы истории Сибири). Иркутск, 1971. С. 70). И далее археолог писал: «В период мезолита, когда на территории Прибайкалья вызревает новый хозяйственный уклад, характеризующийся комплексным использованием природных ресурсов края и, в первую очередь, освоением его водных богатств, побережье Байкала широко заселяется первобытным человеком» (Там же. С. 70). Б.Э. Петри считал, что люди палеолита в Прибайкалье жили в наземных жилищах, которые напоминали современный чукотский или самоедский чум.

Для создания охотничьего инвентаря, одежды первобытные люди использовали кремнистый сланец, различные камни. Различные скребки применяли для выделки шкур. Одни держали непосредственно в руках, другие вкладывали в деревянные рукоятки. Рассказывая о палеолитической мастерской, где обрабатывались каменные орудия, М. Гудошников рассказывал: «Посередине лежал солидного размера валун-наковальня, а кругом были разбросаны в большом количестве каменные стружки, так называемые ощепки, получившиеся как продукты отброса при производстве каменных орудий. В другом углу стоянки найдено скопление обломков рога в разных стадиях распиловки - остатки «мастерской» роговых изделий, т. е. место, где обрабатывался рог. Кроме того, найдены кострища с древесными углями, золой и пережженными костями. Кости, как «и на большинстве русских палеолитических сопок, являлись прекрасным топливом и для древнего населения берегов Ангары» (М. Гудошников. Сибирь. Историческая хрестоматия. Москва - Иркутск, 1932. С. 7). В коллективной работе «История Сибири» утверждалось, что на берегах Ангары и Байкала «существовал мощный очаг первоначальной художественной культуры. Культура эта находилась на том же уровне, что и одновременные центры палеолитического искусства в Западной Европе» (История Сибири. Ленинград, 1968, т. 1. С. 49). Ученые исследовавшие петроглифы байкальской скалы Саган-Забы, были поражены той точностью, с которой древний художник передавал на камне события повседневной жизни. «Выбивая на скале оленя, человек верил, что изображение поможет обрести над зверем волшебную власть. Он стремился нарисовать его как можно ближе к натуре, с характерными особенностями: гибкую, пластичную фигуру с тяжелой ветвистой короной рогов над изящной мордой, с сильными и быстрыми рогами. Олень изображен летящим в прыжке. Его шея слегка отклонена назад, передние ноги поджаты, а задние вытянуты после мощного толчка. Вся фигура животного наполнена порывом и экспрессией…

Другой, современный первому, рисунок показывает лосиху. Это большое, в половину натуральной величины изображение представляет животное в спокойной позе. Лосиха как бы остановилась на лесной опушке и прислушивается к какому-то шороху. С удивительной точностью древний мастер передал общие очертания и пропорции грузного тела лосихи - с массивным брюхом, с несколько удлиненной горбоносой мордой. Очень живо он нарисовал и детали лосиной головы: круглые, как бы настороженные глаза, мягко очерченную верхнюю губу, нависающую над нижней, которая переходит в подгубную серьгу – вместилище души зверя. Внутри очертаний живота лосихи располагаются линии, изображающие две схематичные человеческие фигурки с широко раскинутыми руками. Это фигурки – изображения заклинателей духов, шаманов. Они нарисованы художником в ритуальной пляске-камлании. Их ноги широко расставлены и согнуты в коленях, головы венчает традиционный головной убор, напоминающий бычьи рога. Линии правой руки большей по размеру фигурки преувеличенно длинны и образуют на конце утолщение, которое, по-видимому, выражает один из атрибутов шаманского ритуала: жезл, волосяную щетку-колотушку, может, быть, небольшой бубен... Изображение шаманов внутри живота лосихи – чрезвычайно редкое и очень любопытное явление. Этот рисунок – изображение легендарной матери-зверя - тотема шаманов некоторых из древнейших сибирских племен, своеобразная монументальная иллюстрация одного из ныне полузабытых мифов о лосихе-прародительнице» (Вячеслав Мухин. Петроглифы Саган–Забы. Байкал. 1972. № 3. С. 91). Потом художник дорисовывал сюжеты земледельческой и скотоводческой деятельности. Здесь есть лебеди и утки, готовые к перелету. Археолог, академик А.П. Окладников относил эти рисунки к концу второго тысячелетия до н.э. Первые образцы искусства палеолитического человека были обнаружены в Иркутске в 1871 году при строительных работах на месте военного госпиталя. Археологи нашли целую коллекцию художественных изделий из бивня слона-мамонта. IV - III тысячелетия до н.э. на берегах Ангары и Лены, в низовьях Селенги - время неолита. В.В. Свинин, в отличие от ряда других исследователей, считал, что «переход населения байкальского побережья от мезолита к неолиту не был плавным и характеризовался не только появлением керамики, а представлял собой качественный скачок» (Там же. С. 71). И еще один любопытный вывод иркутского археолога: «Анализ материалов археологических памятников Байкала свидетельствует, что на всем протяжении каменного и бронзового веков поселения на его побережье не были долговременными, а носили сезонный», временный характер. Существовали определенные центры, наиболее благоприятные для жизни места, куда первобытные рыболовы-охотники возвращались периодически. В таких местах мы встречаем обильные археологические материалы… Вокруг таких центров, многослойных памятников, находятся группы стоянок. В отдельных бухтах и заливах - незначительные культурные остатки одной или нескольких эпох! В эти бухты первобытные рыболовы выезжали на промысел только в определенное время года. Неблагоприятные условия микроклимата не позволяли им оседать здесь надолго. Рассматривая в целом группировки неолитических памятников Байкала, нетрудно заметить, что поселения древних людей тесно связаны с районами распространения и миграционными путями осетра и омуля. Охота же на нерпу и таежных животных имела подчиненный характер» (Там же. С .72). В раннем неолите появляются лук и стрелы, первые опыты шлифования камня, разнообразные приспособления для рыбной ловли. В 1966 году на мысе Шаманка иркутские археологи открыли поселение энеолетической эпохи. Выяснилось, что главным занятием живших здесь людей были охота, рыбная ловля, собирательство. Совершенствуется техника владения орудиями охоты, для их изготовления используются новые материалы, такие как, например, зеленый нефрит. Люди эпохи неолита старались селиться вблизи больших водоемов, которые давали возможность добывать пищу. И как считают археологи, здесь, на берегах рек и озер, они уже жили в течении длинного ряда поколений. Б.Э. Петри реконструировал жизнь такого прибрежного стойбища. «Само селение состояло из небольшого числа жилищ. У самой полосы прибоя лежали вытащенные на берег челны. За ними стояли шесты, на которых развешивались для сушки сети. Еще дальше от берега устраивались очаги из трех камней для варки пищи, а несколько ближе к краю обитаемого места сооружались печи для обжига, горшков. Линия очагов была местом, где обитатели поселка проводили наибольшую часть времени. Здесь раскладывались большие каменные плиты для чистки рыбы, здесь же происходили трапеза и повседневные работы. На заднем плане стояли жилища; летом неолитики жили в конусообразных юртах, состоявших из жердей и покрытых, по-видимому, лиственничной корой, придерживаемой у земли большими и малыми каменьями. Посреди жилья стоял очаг из трех камней на случай ненастной погоды. Зимой жили в четырехугольных землянках. Древние насельники нашего края обладали, как нам доказывают дошедшие от них вещи, выраженной любовью к украшению всего, что являлось делом их рук; несомненно, они украшали свои дома богатой резьбой и рисунками. Жизнь рыбачьего поселка протекала шумно и хлопотливо; событиями служили обильный улов рыбы, возвращение с окрестных гор охотников, отягченных добычей, и прибытие лодок с гостями из соседнего поселения» (Там же. С. 29-30). Петри считал, что неолитический человек в Прибайкалье был миролюбив – ученый не нашел никаких доказательств его воинственности. Добавим еще несколько важных штрихов к характеристике сибирского неолитического человека. Исследователи (в частности Н.П. Егунов) отмечали, что неолитический человек в Прибайкалье к концу неолита не просто освоил рыбную ловлю, а поучаствовал в расцвете этой отрасли. Это способствовало разнообразию пищи и созданию обширных поселений, которые были самодостаточны в своей жизнедеятельности. А.П. Окладников в ходе своих археологических исследований осторожно предположил о существовании коллективного первобытно-общинного производства. Равноправие среди человека времени неолита проявляется и в характере погребений – они во многом единообразны, хотя найдены и индивидуальные захоронения. Если все это так, если благоприятная ситуация с продуктами питания и коллективным строем жизни действительно превалировала, то позднейшие предки могли унаследовать отдельные черты этого характера. Именно во время неолита начинается миграция племен. Прибайкальские охотники, собиратели и рыболовы оказываются на территории Забайкалья и Приамурья. Появляются здесь племена кочевых бурят. По некоторым данным археологов, этнографов и этнолингвистов, отдельные пробурятские племена сложились в конце неолита и в эпоху бронзы (2500 - 1300 лет до н.э.). Начало II тысячелетия до н.э. в Прибайкалье - эпоха металла, или бронзовый век. Появление новых материалов - бронзы и меди сыграло выдающуюся роль в истории населения, в том числе и Прибайкалья. Ведь использование орудий труда из металла значительно улучшило качество обработки рыболовных и охотничьих снастей, расширило возможности человека в добывании пищи, выделки шкур. Историки попытались реконструировать внешний вид обитателей Прибайкалья. «Характерной и наиболее яркой деталью костюма глазковцев был передник, украшенный кольцами и кружками из нефрита или бусами. Если кольца и диски нашивались на передник по одному или несколько экземпляров, то перламутровые бусы в некоторых, наиболее богатых погребениях, встречаются сотнями... На головной убор нашивались диски из нефрита и мрамора, а также кольца из того же материала и бронзы. В других случаях на головной убор прикреплялась полоса из перламутровых бус или клыков марала, которые сочетались иногда с кольцами и дисками. Реконструированный по расположению украшений головной убор глазковцев близок к тунгусской шапочке» (История Сибири. Ленинград, 1968. Т. 1, с. 200). Любопытная деталь: именно в это время в Прибайкалье, как считают историки, изменяется удельный вес рыболовства в экономике. Если раньше этот вид деятельности был подчинен охоте, то теперь он становится ведущим. Ряд исследователей пришла к выводу, что в Южной половине Байкала, верховьях Лены, Ангары и Селенги происходило формирование особого этнографического комплекса тунгусских племен. Появляются специфические элементы быта - берестяная лодка, сложный лук, кафтан из цельной шкуры, полы которого стягивались на груди вязками поверх узкого нагрудника. Конический чум - жилище тунгусов. Начиная с III века до н.э., на значительной территории, в том числе и на прибайкальских землях, происходят события огромной исторической важности – здесь возникают ранние государственные объединения хунну, жужаней и древних тюрков. Монголоязычные племена наступают на Прибайкалье и постепенно осваивают его. Много веков спустя, когда было создано Монгольское государство во главе с Чингисханом, Забайкалье и, соответственно, Прибайкалье уже находились в центре политических событий. В конце I тысячелетия до н.э. в степях Монголии и Забайкалья появились гуннские памятники. Гунны создали мощное государство, которое распространило свое влияние и на прибайкальские земли. В районе южного Прибайкалья произошло скрещивание среднеазиатских и восточных гуннов.

Гунны, как известно, были воинственным народом. Главным родом войск являлась конница. Во главе родов стояли старейшины. Сохранялись органы родового строя - совет старейшин и народное собрание. Во главе гуннского общества стоял верховный вождь. В более поздние времена, в VI - X веках, Прибайкалье населяли разные народы тюркской группы. По мнению А.А. Елаева, тюрко-монгольский этап включает в себя два периода. Период с середины VI века до н.э. и до VIII века н.э. он называет тюркским. В это время территория вокруг Байкала заселена тюрко-телескими и тунгусскими племенами. Наиболее сильными были племена курыканов и байырку, «обладавшие достаточно развитой культурой, имевшие письменность, знавшие различные ремесла и умевшие добывать железо; основу их хозяйства составляли полукочевое скотоводство, земледелие и охота» (Елаев А.А. Бурятский народ: становление, развитие, самоопределение М. 2000. С. 25-26). Курыканы и байырку занимали особое место среди племен, населявших Восточную Сибирь. По данным историков, «памятники этой культуры - поселения, городища, могильники, стоянки, наскальные рисунки (писаницы) - распространены по обоим берегам Байкала в следующих пределах: низовья Селенги у Кабанска, долина Баргузина, Тункинский край, долина Ангары до Балаганска... Основной областью курумчинской культуры являлась южная часть Приангарья и Приленского края с заключенной между ними частью Байкальского побережья и о. Ольхон» (История Сибири. Ленинград, 1968. Т. 1, с. 293). Важное место в хозяйстве курыкан занимало скотоводство. Курыканы слыли большими знатоками лошадей. Кроме охоты и собирательства они занимались и земледелием. Жильем курыканам служили землянки и полуземлянки, стены и пол которых были выложены берестой, крыша - лиственничной корой. Им была ведома письменность. Байкал в разные годы входил в число территорий, подвластных вначале государству Хуннов. Хунну, по определению Л. Гумилева, была кочевой державой, которая сложилась в 209 г. до н.э. Тогда же была построена Великая китайская стена. Стена была своеобразной границей между Китаем и Великой степью. «Стена была проведена не только по географической, но и этнографической границе Китая; население, жившее к северу от стены, считалось китайцами варварским, чужим как по происхождению, так и по образу жизни, а в политическом отношении враждебным, к чему были весьма веские основания. Именно там сложилась держава Хунну» (Л. Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., 1994. С. 104). Хунны жили на землях современной Внутренней и Внешней Монголии, Джунгарии, Южной Сибири. Стержнем хозяйственной жизни хунну являлось кочевое скотоводство. Производственный результат кочевого скотоводства – это прежде всего мясо, кожа, мех. Одежда, хлеб, посуда приобретались в ходе меновой торговли. «Кочевники вообще, а хунны и тюрки в частности, изобрели такие предметы, которые вошли в обиход человечества как нечто неотъемлемое от человека. Такой вид одежды, как штаны, без которых современному европейцу невозможно представить себе мужской пол, изобретены кочевниками еще в глубокой древности. Стремя впервые появилось в Центральной Азии между 200-м и 400 годом. Первая кочевая повозка на деревянных обрубках сменилась сначала коляской на высоких колесах, а потом вьюком, что позволило кочевникам форсировать горные, поросшие лесом хребты. Кочевниками были изобретены изогнутая сабля, вытеснившая тяжелый прямой меч и усовершенствованный длинный составной лук, метавший стрелы на расстояние до 700 м. Наконец, круглая юрта в те времена считалась наиболее совершенным жилищем» (Лев Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., 1994. С. 108). Затем Прибайкальские земли оказались в зоне влияния Сяньби (в летописях это имя появляется с 49 года н.э.). Сяньби представляли кочевые племенаПЛЕМЕНА -также как народы, языки, колена означает группы людей, связанные языковыми или родственными приз..., выделившиеся из Союза племен дунху после разгрома его в III в. до н. э. хуннуХУННУ - кочевой народ, сложившийся в древности в Центральной Азии. Часть хунну перекочевала на запад,.... Сяньби кочевали преимущественно на территории современного автономного районаРАЙОН - в России и ряде других государств - административно-территориальная единица, часть области или... КНР — Внутренней Монголии. Сяньби вслед за хуннами и тибетцами проникли в Китай. Сяньбинцы – муоны и табгачи (тоба) в борьбе с династией Цзинь вели непрерывно войны с древним Китаем. Сяньби жили восточнее ослабевших хуннов, и, разгромив их, они организовали собственное государственное объединение. Их наибольшее усиление началось при предводителе Таньшихуае (141 - 181 гг. н.э.). Так была основана могущественная империя Вэй. Силу и мощь сяньбийцев испытало на себе Срединное китайское государство, находившееся на протяжении уже сотен лет в состоянии непрерывной войны со своими северными соседями-кочевниками. «Это государство в глазах кочевого населения степей было китайским, а в глазах китайцев – варварским. По существу же оно открыло особый ряд пограничных образований, которые нельзя относить ни к той, ни к другой культуре, хотя все они состояли из сочетания китайских и кочевнических элементов. Но это была уже не родоплеменная держава, а феодальная империя с условным земледелием, закрепощением свободного населения и раздачей областей в службу» (Лев Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., 1994. С. 109). Однако уже в середине III века сяньби перестали существовать как единое целое, распавшись в результате распрей на ряд самостоятельных княжеств, среди которых наиболее крупными были Тоба-Вэй (386 - 535 гг.) и Муюн, существовавшие в пределах Южной Монголии и Северного Китая. После падения державы Сяньби прибайкальские земли отходят Жужанскому каганату, граница которого на севере доходила до Байкала. Жужанский каганат сформировался в 50-х годах IV века в Центральной Азии, на просторах от Хингана до Алтая. Точное происхождение жужаней неизвестно. Отдельные ученые считают, что жужанский каганат не оставил после себя никакого яркого следа, хотя эта орда существовала 200 лет и успешно управляла подвластными народами. В конце V века шло формирование древних тюрок - тюркютов, оставивших значительный след в развитии тюркских народов. С этого периода тюрки начинают утверждаться в Евразии. «Почти все современные народы своими истоками уходят в период Тюркского каганата, когда стала складываться определенная мировоззренческая и культурная близость тюркских народов. Миграции огузов, уйгуров, кыргызов и кыпчаков - основных компонентов большинства современных тюркских народов, формирование племенного единства и их консолидация связаны с эпохой Каганата. Верхушка тюркютов - род Ашина, скорее всего, монгольского происхождения. "А" - аристократическая приставка, "шина" - волк. Генеалогическая легенда ведет происхождение тюркютов от десяти сыновей волчицы, беременной от хуннского мальчика. Представители рода Ашина были пришельцами-монголами, а сами тюркюты были представителями местного тюркоязычного населения. В середине VI века тюркютский предводитель Бумын-каган принял участие в войне против жужаней на стороне государств Западный и Восточный Вэй. Союз с китайским государством был скреплен браком Бумын-кагана с дочерью императора Западного Вэй. В 552 г. он разгромил жужаней и сверг полностью их иго, обретя свободу для себя и для многих окрестных народов. Через два года тюркюты начали завоевательные войны. На севере было захвачено государство Цигу. Особенно крупных успехов добились тюркюты на Западе под предводительством Истемихана. За два года, к 555 г., Истемихан покорил западные земли до Арала. Ожесточенная борьба развернулась здесь с племенами хуни, вар, огоров в 558 г., отступивших в степи Волго-Донья и известных далее в Восточной Европе под именем авар. Тюркюты, объединившие, таким образом, земледельческие оазисы Средней Азии, избавили их от постоянных грабежей жужаней и войн эфталитов, способствовали расцвету региона, оживлению торговли Китая, Согдианы и Ирана, восстановили нормальное функционирование Великого шелкового пути. Тюркюты стали получать большие прибыли от контроля над караванной торговлей, а значит, были заинтересованы в ее безопасном существовании. И потому неправильно в целом представление некоторых авторов о кочевниках как о массе грабителей. В зависимости от племени и исторических условий кочевники проводили различную политику в отношении земледельческого мира. Хунны, жужани, огузы, уйгуры или кыпчаки имели различные отношения с городскими цивилизациями. Тюркютский каганат стал "классическим" средневековым государством кочевников. В определенной степени он продолжил традиции Хуннской империи. Так как исторически связь между этими двумя государствами была отдаленной и никакой непосредственной передачи информации, культурных ценностей или идей не было, то данная близость находит объяснение в изначальной общности определенной "базы" всех тюркских народов, их генетического родства, отраженного в стереотипе поведения, проявляемого, в том числе, и в создании идентичных политических и общественных институтов. … Что касается культуры, то тюркюты имели свою самобытную систему ценностей. Навыки военного дела и ремесленного производства передались многим тюркским и соседним народам. Археологические материалы раскрывают богатство и разнообразие металлургических изделий и ювелирных украшений. Достаточно почтительным и высоким было положение в обществе женщин. Тюркский кагант был последней могущественной державой, которая объединила степи от Желтого моря до Черного. Тюркютский каганат дал импульс развитию многих тюркских народов. Быстрое распространение тюрков, усиление их политической власти, утверждение господства в Евразии началось с периода Тюркютского каганата. В рамках этого государства происходили определенные этносоциальные процессы, заложившие базу для проявления вышеперечисленного (Фарид Шафиев. Этногенез и история миграций тюркских кочевников: закономерности процесса ассимиляции. Баку, 2000).

Затем возникло Сеяньтоское ханство, границы которого простирались от Алтая до Хингана и от пустыни Гоби до Байкала. На смену ему пришло новое ханство – Уйгурское. По мнению ряда сибирских археологов, бассейн реки Селенги являлся центром Уйгурского ханства. Пережив взлеты и падения, в 799 г. оно начинает клониться к упадку, а в 840 г. и вовсе прекратило существование. Нетрудно заметить, что Байкал и территории вокруг него входили в состав государств, которые в разные годы играл ключевые роль в мировой истории, формировании этносов и культур. В VI - XVI веках на территории Дальнего Востока, Центральной Азии, Восточной Сибири не прекращается миграция населения. Одни племена вытесняют другие, одни государства завоевывают другие. Не была исключением и территория Прибайкалья. По некоторым сведениям, на Байкале, еще до прихода бурят, задолго до Чингисхана жили хара-монголы – черные монголы и древние кидане. Последние создали первое монгольское государство за несколько столетий до Чингисхана. Л. Гумилев считал, что Киданьское царство являлось авангардом особого дальневосточного этнокультурного комплекса. В нем переплелись традиции различных племен и народов: земледельческих (Бохай), охотничьих (чжуржени и шивей), скотоводческих (татабы), рыболовецких (уги) (Лев Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., 1994. С. 136) Кидане были воинственным народом, принадлежавшим юго-восточной ветви монголоязычных племен - потомков сяньби. Населяли они степную часть Западной Маньчжурии. Кидане первоначально были охотниками и рыболовами. Затем в VII – IX веках переняли у тюрок навыки скотоводческого хозяйства, а у китайцев научились земледелию. Киданьскую державу составлял союз восьми племен. И здесь самое время напомнить о тех загадочных вопросах, которые ставил выдающийся исследователь степи Лев Гумилев. Отчего и почему предки якутов и курыкан двинулись в Сибирь. «Если переселение киданей не вызывает немедленного вопроса: зачем? (ведь большинство историков не ведает очарования степей), то переход в Сибирь требовал объяснения. На первый взгляд кажется, что здесь нарушение этногеографического принципа, согласно которому народ ищет для поселения ландшафт, сходный с тем, в котором он сложился. Но нет, переселения курыкан совершались по великой реке Лене на плотах, влекомых течением, и оседали курыканы на прибрежных лугах и долинах, окаймляющих прозрачные озера. Однако красоты северной природы не восполняли потери душистых степей Прибайкалья, уступленных курыканами бурятам, в свою очередь покинувшим еще более сухое Забайкалье» (Лев Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., 2004. С. 137). Империя киданей была уничтожена в 1125 году маньчжурскими племенами чжурдженей. В XI - XII веках земли, прилегающие к Байкалу, заселяются монгольскими племенами – курыканы, жившие в Прибайкалье, вытесняются на север, за реку Лену, где становятся основой формирования якутского этноса (А.А. Елаев. Бурятский народ: становление, развитие, самоопределение. М., 2000. С. 39). У монгольских племен, как отмечал в своей летописи персидский историк Рашид-ад-дин, существует деление на лесных и степных монголов. Лесные, или звероловческие, живущие у Байкала, в верховьях Енисея и Иртыша, и степные, или скотоводческие, кочевавшие по степным и горным пастбищам от границ Китая и Сибирских гор» (Там же. С. 41). По другим сведениям, «племена, обитавшие у Байкала до переселения сюда основной массы монголов в XI веке, были монголоязычными скотоводами-кочевниками, но не лесными охотниками» (Там же. С. 46). Территория Байкала связывалась и с именем великого полководца и завоевателя Чингисхана. По одной из легенд, которую записал академик Миллер, именно на Ольхоне находился огромный котел монгольского хана, по другой - великий могол завещал похоронить себя именно на Ольхоне. В X - XI веках территория вокруг Байкала и сам Байкал обозначались монголами как Баргуджин-Токум. Древнейшая история Байкала - под стать его уникальности. Генрих Шурц писал: «В древнейшей истории Средней Азии монголы так мало фигурируют, что позволительно сомневаться, имеем ли мы здесь вообще дело с народом, корни которого уходят далеко в прошлое. Первоначальные поселения монголов, насколько это поддается исследованию, лежат на северной окраине среднеазиатской степи, в области озера Байкал. Но именно эта северная окраина является ареной, где образовались самые важные государства номадов, настоящим ядром пастушеских народов-завоевателей; здесь гунны продержались до самого конца, здесь было сосредоточие тюркского владычества. Кочевые народы, населявшие эту область в новейшее время главным образом из обломков более древних этнических элементов, и заключали в себе остатки всех прежних обитателей страны» (Генрих Шурц. Средняя Азия и Сибирь. СПб, 2004. С. 98). По рассказам Л.Н. Гумилева, на берегах Байкала и к западу от него, жило племя меркитов. «Что это за племя, - писал Гумилев, - никто не знает. Сейчас роды меркитов есть среди некоторых алтайских племен, но это потомки, сменившие свой язык. Есть три мнения: что это тюрки, что это монголы, что это сомадийцы-самоеды, то есть оставшиеся здесь, не ушедшие на север. Мне последнее мнение кажется наиболее вероятным, но доказательств ни у кого нет, и у меня тоже, это просто интуиция. Так вот эти меркиты были очень воинственны. Меркиты воевали очень долго, до 1208 года, пока их окончательно не разбили монголы. Тогда они убежали с берегов Байкала и из Монголии…» (Русский разлив. М., 1996. С. 26). Вот и еще одна загадка Байкала: откуда появились здесь меркиты, какой след оставили и какой вклад внесли в здешнюю историю? Из племен Северной Монголии выделяются предки позднейших бурят. Исчезают курыканы, которых сменили монголоязычные племена. В VII - X веках появляются сведения о баргутах. Есть информация, что племена баргутов кочевали между Хэнтеем и Хинганом на территории Современной Монголии. Какое то время баргуты входили в состав Тюркского каганата, неоднократно восставали в надежде добиться независимости. Потом их насильно присоединили к китайской империи, они входили в состав Уйгурского каганата, и, наконец, вошли в состав племенного союза Баргуджин-токум и в состав Монгольской империи. В древних монгольских преданиях говорится, что дочь вождя баргутов Борджигин–гоа стала женой вождя племени хори. У них родилась дочь Алан-гоа, которую монголы считают своей проматерью. В новом союзе баргуты играли важную роль. А когда вошли в состав монгольской империи Чингисхана, баргутские воины состояли в его личной гвардии. Предки бурят занимались также охотой, скотоводством, умели добывать металл, славились его обработкой. Постепенно бурятские племена заселили территории вокруг Байкала, по долинам рек Ангары, Лены, Баргузина и Селенги. Бурятское имя Байкала – «Байгал» начинает встречаться в самых разнообразных источниках, в частности в летописи Мэргэн Гэгэна, которая датируется 1765 годом. Даже беглый очерк истории прибайкальских земель, которые в разные годы входили в разные государства, говорит о сложных социально-экономических отношениях, о бурных событиях, имевших здесь место. И тем не менее все эти яростные битвы и глобальные миграции не помешали Генриху Шурцу сделать вывод: «Рассматриваемые на расстоянии исторической перспективы взаимные отношения между теми и другими (кочевниками и скотоводами. – С. Г.) представляются непрерывной войной, проявляющейся то в виде бурных нашествий, то в виде упорной борьбы или систематических ухищрений, - непрерывное зрелище крови и разрушений. При ближайшем рассмотрении ужасы этой мрачной картины значительно слабеют, и мы узнаем, что и здесь борьба не всегда была правилом, что потребность обмена и торговых отношений часто заставляла представителей различных хозяйственных форм мирно сближаться и забывать старую вражду. Но и контрасты между хозяйственными формами по большей части не были настолько резки, как это можно было бы предполагать, судя по грандиозности исторических событий, в которых эта борьба проявлялась в исполинских размерах. Большинству кочевников земледелие не совсем чуждо…» (Генрих Шурц. Средняя Азия и Сибирь. СПб, 2004. С. 13). Впоследствии известный археолог Г.П. Сосновский после ряда экспедиций в Бурятии в 1928 - 1929 годах доказал, что на прибайкальских землях, в особенности в Баргузинской долине, существовала высокая земледельческая культура. Археологи нашли чугунные лемеха, каменные дороги, оросительные системы. К началу продвижения русских на Дальний Восток в Прибайкалье это был один из самых сильных и многолюдных народов. С продвижением русских дружин вглубь Прибайкалья бурятские роды перекочевали в другие местности. И к ХХ веку на территории, например в Култукской волости, было зарегистрировано всего 20 человек из 2-го Куркутского рода. Известно, что Байкал не был препятствием для миграций племен. Они свободно перемещались по прибрежным территориям, успешно осваивали водные пространства. К примеру хори-буряты свободно кочевали по обеим берегам озера. Бурятские племена уходили в соседнюю Монголию и вновь возвращалась. Итогом всех эти драматических событий – миграций и противоборств народов стало отсутствие многочисленного мощного государства на огромной территории Сибири. Прибайкалье не стало исключением. К моменту появления здесь русских первопроходцев не было силы, способной остановить их в стремлении дойти до северных морей и океанов. И как бы государство ни регулировало «землепроходческие» настроения, какие бы внешнеполитические интересы ни выступали в тот или иной момент, организованные дружины, как некогда дружина Ермака, ватаги сбившихся на какое-то время людей, купеческие экспедиции заставляли всех их двигаться к Байкалу и дальше на восток. Шли, вероятно, зная, какие опасности их поджидают в пути. Не могли не знать. Рассказы о Сибири – сказочной стране многажды пересказанные, придуманные, таинственные и приукрашенные, ходили по стране в большом количестве. Было в тех рассказах всего вдосталь: и что сибирские народы не очень рады покорителям, и что встреча с ними не сулит ничего хорошего. Думается, что и допросные сведения, полученные от служилых, которые возвращались из Сибири, были известны.

Ну а сибирские государевы люди, надо полагать, имели представление о «немирных землях», откуда можно ждать постоянных набегов, разбоя, нежелания смириться перед государевой волей и перейти под его покровительство. Вот типичный рассказ (допрос), прибывших в Москву в январе 1700 года из Сибири служилых людей. Правда, речь идет о территориях, прилегаемых к Томску, Кузнецку и Красноярску, но случай типичный для того времени. «… Киргизы, Телеуты, Черные Калмыки, и Томского же уезду под слободы в и деревни приходят многолюдством, воровски, тысячи по три и больше, и меньше, с ружьем, с пищалями, с копьями, и с сайдаки, и с саблями, в пансырях и куяках и иных воинских доспехах и чинят всякое разорение, деревни жгут и скот отгоняют, и на пашнях людей побивают, и ни на какие промыслы ходить не дают, и на промыслах же вверх по Томи реке промышленных и ясачных людей разоряют и побивают; и от того де соболиного и звериного и иного никакого промыслу не стало. А приходят де они воровские люди, излуча время в сенокос и в страдную пору и в осень, когда бывает соболиный промысел» (Памятники сибирской истории 18 века. СПб., 1882. С. 2). Академик Л.С. Берг считал, что впервые русские люди услышали о Байкале в 20-х годах XVII века, а наиболее ранний источник русского происхождения, в котором упоминается Байкал, Берг относил к 1640 году «В одном из источников, относящемся к 1640 г. приводятся расспросные сведения о Байкале: озеро это называется здесь бурятским именем Байгал…» (Л.С. Берг. Байкал, его природа и значение в народном хозяйстве. М., 1948. С. 3). Г.Н. Румянцев приводит один из первых документов «Роспись имяная рекам и новым землицам и князцом, с которых государев ясак збирается в Енисейский острог», в котором упоминается Байкал. Источник датирован 20 июля 1630 года: «от Унги реки, сказывают ясачные люди, до устья Ожи реки 2 дни ходу, а впала Ожа река в Тунгуску с левую сторону вверх идучи, …а сказывают, Ожи реки до мугал 8 дней, а до мугал живут по Тунгуске по обе стороны брацкие люди, а мугальские люди живут над Тунгускою ж и до моря по обе стороны, а ходу мугалами сказывают по Тунгуске до моря 10 дней» (Краеведческий сборник. Улан-Удэ, вып. III. 1958. С. 5). В начале XVII века русские дружины казаков предприняли первые попытки по Ангаре проникнуть в Забайкалье, а с начала 40-х годов XVII века в контакт с казаками стало вступать бурятское население районов, непосредственно прилегающих к Байкалу. В «Чертежной росписи» притоков Лены также есть сведения о Байкале. Собраны они были в 1640 - 41 годах первопроходцами через тунгусского князя Можеула. Он свидетельствовал, что в 1640 году по Ламе (Байкалу) ходили на судах русские люди. В источнике записано: «А течет Лена река вершина из ключей, а подошла та вершина Ленская к Ламе близко. А по Ламе и по Байкалу живут неясашные тунгусы кумкагиры и чилкагиры, и иных родов много, а числа те тунгусы им не знают, сколько их в роду. А соболей де у тех тунгусов много; а на Ламе остров именем Онхон. А ходу через Ламу до острова Онхон судового день. А люди на том острове живут брацкие многие; лошадей и всякого скота много, а хлеб у них родитца просо. А с Онхона острова на другую сторону Ламы день же судового ходу. А на другой стороне Ламы живут брацкие ж люди, конные, а тунгусы оленные, а от тех де брацких людей в правую сторону по Байкалу к Енисейской вершине живут люди точали, скотные. А Енисей река, которую называют Тунгускою и Ангарою, вышла из Байкала озера, а где вышла из Байкала та река, и в вершине она мала и мелка. А течет та река под Енисейский острог. А вода в Ламе стоячая, пресная, а рыба в ней всякая и зверь морской. А где пролив той Ламы в море, того те тунгусы не ведаю» (Краеведческий сборник. Улан-Удэ, вып. III. 1958. С. 6). Итак, «пролив той Ламы в море»! Возможно этим объясняются постоянные походы на Байкал служилых, столь пристальное изучение Байкала и прибрежных земель в ходе научных экспедиций. Искали выход в океаны! Не могли представить себе, что такое огромное водохранилище не соединяется с другими морями. И конечно дата - 1640 год. Как известно первым походом русских людей на Байкал считается 1643 год, когда здесь объявился якутский пятидесятник Курбат Иванов с отрядом. Часть прибайкальских бурят тогда приняла русское подданство. Если же верить приведенному источнику, эта дата отодвигается минимум на четыре года назад. Экспедиция Курбата состояла из 28 служилых и 48 промышленных и гулящих людей. Проводником стал тот самый князь Можеул, от которого мы и узнаем о плавании русских по Байкалу в 1640 году. Суда для своего похода Курбат Иванов строил сам. На них переправлялись на Ольхон. Здесь сам предводитель отряда задержался, а десятника Скороходова с 36 людьми отправил на верхнюю Ангару. Отряд Скороходова прошел по западному берегу Байкала до Верхней Ангары, поставил зимовье и собрал ясак с тунгусов, а затем ушел на реку Баргузин. Но в пути был побит тунгусским князем Архича Баатуром. Зимовье же, основанное русскими на Верхней Ангаре, захватил тунгусский князь Яконкагир. Курбат Иванов вернулся в Верхоленск, где осенью 1643 года пишет «чертеж Байкалу и в Байкал падучим рекам и землицам, распросные речи тунгусов и брацких людей про мунгал и про Китайское государство, и про иные землицы и на Байкале где можно быть острогу». Правда, работу первопроходца Курбата Иванова до сих пор никто не нашел. Но уже в 1644 - 1647 годах ситуация резко обострилась из-за самоуправства и притеснений, которые чинил здесь енисейский атаман Василий Колесников. Он высадился на южном берегу Байкала. Прием со стороны «больших брацких людей» и монголов был негостеприимным, и отряд первопроходцев отступил. Но уже в 1646 года Колесников повторяет путь Скороходова, достигает северных берегов Байкала и закладывает в 1647 году Верхнеангарский острог. Доходы от байкальских походов, видимо, удовлетворяют верховную власть и ее местных наместников. В каждой отписке в столицу царю подробно перечисляется, какой ясак взят, какие предметы подарены правителями сопредельных земель. 29 сентября 1647 года енисейский воевода Федор Полибин подробно информирует государя Алексея Михайловича, что в 29 день сентября 1647 года «приплыл с Байкала озера енисейский атаман Василей Колесников с товарищами, со служилыми людьми и с охочими в Енисейский острог. С божиею, государь, милостию и твоим царским счастием. С собою привезли твоего государева ясаку с новых земель вновь с Байкала озера…» (Хрестоматия по истории Бурятии. Улан-Удэ, 1986. С. 32-33). И в последующие годы ясак был богатым и казна должна была быть довольна. Иван Ржевский в 1659 году сообщал царю, что Григорий Барыбин прислал с Байкала-озера с «Баргузинсково и с Ангарсково острожков и с Баунта и с Бужения озер и с каранги и с Селенги и с Витиму рек … 28 сороков 23 соболя с пупки и с хвосты. 3 лисицы красные да 3 соболя с пупки и с хвосты, а енисейская разборная цена тем твоим. Великого государя, Байкальским ясачным соболям и пупкам и лисицам 1665 рублев 13 алтын 2 деньги. И при прошлом. Великий государь, 166 г. (1657 г.) на 167 г. (1658 г.) на Байкале озере в Баргузинском и в Ангарском острожках и на Баунте и на Бужине озере и на каранге и на селенге и на Витиме реках прибрано твоево государства ясаку на 167 г. 6 сороков 27 соболей» (Там же. С. 39). В 1647 г. енисейский сын боярский Иван Похабов уже доносил русскому царю Алексею Михайловичу о постройке его дружиной Култукского острога в устье реки, которую прозвали Похабихой. Это было место, где располагается современный город Слюдянка. Сейчас трудно сказать, почему он вскоре прекратил свое существование и был разрушен. То ли эти малонаселенные территории перестали привлекать поселенцев и торгово-промышленный люд, то ли Култукский острог не состоялся как опорно-оборонительное сооружение - здесь никто не оказывал русским землепроходцам сопротивления, но так или иначе, острог исчез. В этом же году отряд Ивана Похабова по льду перешел на южный берег Байкала. И.В. Щеглов в «Хронологическом перечне важнейших данных из истории Сибири» сделал такую запись: «Боярский сын Иван Похабов, собрав ясак с бурят, кочевавших по р. Иркуту, перебрался по льду Байкала на южный берег его и при помощи и дружбе монгольского князька Турукая проник даже в Ургу, столицу правителя Монголии Сеценхана. Эта смелая поездка Похабова вызвала первое посольство от Сеценхана, отправленное им в следующем же году в Москву» (И.В. Щеглов. Хронологический перечень важнейших данных из Истории Сибири. Сургут, 1993. С. 72). В 1648 году другой первопроходец Иван Галкин обогнул Байкал с севера и основал Баргузинский острог. Нужна была опорная база для сбора ясака с баунтовских бурят. О Байкале отписывал и енисейский воевода Петр Бекетов, который с отрядом плавал по рекам Селенга, Хилок и по Байкалу. 11 июня 1653 года казаки и служилые люди вышли от устья Прорвы и плыли по Байкалу до устья Селенги: «от Прорвы реки парусным погодьем неусильчивым бежал после полден, и добежал до Селенги реки за солнца…» (Краеведческий сборник. Улан-Удэ, вып. III. 1958. С. 10). Завоевать огромные территории было половиной дела. Приобретенные земли следовало обустроить. Инициативу в этом важном государственном деле взяли на себя с согласия и подачи государства торговые, служилые и промышленные люди. Поэтому характер колонизации, в том числе прибайкальских территорий, был военным и торгово-промышленным. И если первая часть привнесла в освоение Прибайкалья строительство военных оборонительных сооружений - острогов, зимовий, которые со временем становились городами, то вторая часть положила начало развитию торговли, ремесел и промыслов. Это в свою очередь вызвало волну вольного переселения. Переселение шло по трем разрядам - «по прибору», «вольно» и в ссылку. «По прибору» переселяли крестьян из центральных районов России, которые желали перебраться на окраину. Им давали нередко значительные льготы и пособия для заведения хозяйства. Переселение «по указу» представляло собой повинность крестьян той или иной местности, которые выделяли некоторое количество людей из своей общины. Вольное переселение было малоуправляемым и малоконтролируемым, ибо в качестве вольных переселенцев выступали крепостные, искавшие лучшую долю, преступники, гулящие люди... В качестве регулируемой части переселенцев можно рассматривать и ссылку. «Чертежная книга Сибири» Семена Ремезова, которая была закончена им в 1701 году, как бы подводит итоги колонизации края, в том числе Прибайкалья, которое в свою очередь входило в состав «земель Иркуцкого города». В большинстве документов административного, экономического, дипломатического или военного характера прибайкальские остроги и территории отводились Иркутску. Как правило, все прибайкальские статьи – затратные. Оно и не удивительно: продвижение на восток было связано с военными экспедициями, строительством новых острогов и дорог. Сметная книга за 1681 год так и начинается: «Смета великого государя царя и великого князя Федора Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца Иркуцкаго острогу Иркуцкаго ж уезду Баргузинскаго и Селенгинскаго и Удинскаго острогов и Селенгинскаго ж уезду Ильинской слободы всяким денежным доходам, что в Иркуцком и Селенгинском и Баргузинском принято на лицо у прикащиков и что в 189 году против прошлаго 188 году денежных всяких доходов довелось собрать и что в то число и сверх всяких прибылых доходов в 189 году ноября с 15 числа до сентября по 1 число 190 году при стольнике и воеводе Иване Остафьевиче Власове взято, и что из тех изо всяких денежных доходов на иркуцкие и на селенгинские и на баргузинские на окладные и на неокладные всякие мелкие приказные расходы денег с расходов вышло, и что в 189 году в 190 год за расходом денег осталось» (Первое столетие Иркутска. СПб, 1902. С. 39)

И в том же документе: «В расход на бумагу в Иркуцком в приказную избу и в посылку в Баргузинский острог вышло 2 рубля 9 алтын. Енисейскому посадскому человеку Ивашке Ушакову по подрядной цене за 50 ведер вина горячего дано 25 рублей. И то вино вышло в Иркуцком и в Селенгинском и Баргузинском о ясашном сборе ясашным людям на жалованье и служилым людям на потребу» (Там же. С. 43). И вот первые «байкальские» затраты: «В расход же на нити и на верви на прядено вышло рубль 18 алтын. А те нити вышли на мешочную и на парусную починку для отпусков за Байкал с хлебными запасами тункинским служилым людям и на жалованье и для паренья соболиной казне» (Там же. С. 48). В «Смете хлебных и соляных доходов и расходов 1692 года» отмечены расходы для иркутских казаков, которые сделаны «впредь на 191 г. – 1693. – С. Г.) для «кучицкой и иркуцкой службы и для посылок к великому государю к Москве и за Байкал с хлебным запасом 26 четей с полосминою ржи, 26 четей с полосминою ячменя да 9 человекам 17 пуд с полпудом. Соли оклад им сполна» (Там же. С. 46). А еще существовали неокладные расходы. «Работным людям на корм вышло, которые работные люди ходили из Иркутцкого на судне за Байкал с жильцом с Аврамом Мантуровым и в Енисейск на сплавку…» (Там же. С. 47). В числе главных административных и торговых центров мы видим Тункинский острог. Именно он стал центром той части Южного Прибайкалья, к которому относились земли будущей Тункинской волости, будущего Слюдянского района. Центральное правительство было крайне заинтересовано в организованном заселении этих мест, учитывая близость Китая и Монголии. В октябре 1799 года был подписан именной указ «О населении Сибирского края, прилежащего к границам Китайским, отставными солдатами, преступниками, подлежащими к ссылке и отдаваемыми от помещиков крепостными людьми с зачетом в рекруты, и о выгодах для сих поселенцев». Указ Павла 1 интересен не только с точки зрения конкретных задач, которые государство предполагало решить. Любопытен уровень знаний императора о самых отдаленных уголках государства, подходы к решению вопроса и, безусловно, то значение, которое придавалось Сибири. Текст указа гласил: «Обращая неусыпное внимание на все страны обширной империи нашей, и изыскивая способы к достижению всего того, что славе и пользе ее послужить может, усматриваем, что полуденный край Сибири, прилежащий к границам китайским, одаренный от природы как плодородным кряжем земли, так и благорастворенным климатом, населен так мало, не приносит той пользы, каковую Государству от него получить долженствовало. Не токмо земледелие может там производиться с успехом наилучшим, но, по отменной удобности к скотоводству, по изящности и тучности пастьбе могут со временем там завестись суконные и юфтяные фабрики к наивящему споспешествованию китайского торга; в котором сукны и юфт должно почитать в числе первейших отпускных товаров по количеству, какое каждого дно оных на той границе выпускается. По таковым уважениям, рассудили Мы за благо положить начало предполагаемому населению на ниже следующем основании: 1. На первый раз поселить до 10 000 душ, не определяя точно, в какое число лет произвесть такое поселение, а соображалось с числом людей, на то готовым и со способами, какие на месте поселения томашним начальством приуготованы будут; начать же оное поселение с Сентября будущего 1800 года, дабы до того времени успеть было можно сделать все потребные к тому распоряжения, кои по расстоянию мест довольного время требуют. 2. Употребить на сие поселение отставных солдат, какие от воинских команд туда назначены будут, коих на поселении именовать Государственными поселянами. 3. Сверх того повелеваем: преступников, кои за преступления их не будут подлежать в каторжную работу, а просто к ссылке, посылать туда же на поселение, именуя их не Государственными поселянами, а ссылочными: предоставляя однако ж им способ к улучшению их состояния тем, что каждый из них буде 10 лет проживет там порядочно, отличится прилежанием к хлебопашеству и докажет оное хорошими в домоводстве успехами, таковой по засвидетельствованию Земского начальства из ссылочного делается Государственным поселянином...» Вот пункт указа, который непосредственно касался байкальских земель: «Губернскому Иркутскому начальству предписать, чтобы под поселения отведены были удобнейшие по благорассмотрению его места между Байкалом, рекою Верхнею Ангарою, Нерчинском и Кяхтою, избирая к тому места самые плодородные, изобилующие всеми угодьями, для поселян нужными, и назначая на каждую душу по 30 десятин, дабы, кроме пашни и пастьбы для скота довольно было...» (ПСЗ, т. ХХV СПб., 1830. С. 813-815). Император Павел I не только предполагал заселить российскую окраину, но и создать там промышленность, которая бы перерабатывала продукцию из местного сырья и для надобностей местного и зарубежного рынков. Комментируя царский указ, И.В. Щеглов в своей хронике отмечал: «Прежде всего цель поселений была весьма обширна: предполагалось не только распространить за Байкалом земледелие, но по значительности местного скотоводства завести впоследствии и юфтевые фабрики, для усиления кяхтинской торговли» (И.В. Щеглов. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. Сургут, 1993. С. 211). Известно, что в 1801 году в Иркутск пришла партия переселенцев из 1454 человек, часть которых отправилась за Байкал. Для наблюдения за переселенцами в Сибирь был послан действительный статский советник Лаба. «Лаба встретил крайние затруднения в исполнении своего поручения вследствие величайшей запутанности в сведениях о поселенцах; окончательно исполнить его он успел только в 1805 г. Донесения его подтвердили прежние известия о небрежном препровождении поселенцев. Поселенцы терпели недостаток в продовольствии; кроме того, они были чрезвычайно перемешаны; препровождали их частью воинские команды, частью сами обыватели; с беременными женщинами, с больными поступали чрезвычайно небрежно; их тащили с партиями; больные преждевременно умирали; женщины рожали на телегах; всякие изнурения были чрезмерны; беспорядок был так велик, что потерялся счет и в людях, и в деньгах; многие из отставных солдат, особенно находившихся в Тобольской губернии, были посланы против желания. По личному осмотру Лаба на пути оказалось 412 человек вовсе негодных для поселения - или по старости, или по болезням... назначенные за Байкалом для поселения были рассеяны на пространстве более 4000 верст...» (В.И. Вагин. Исторические сведения о деятельности графа Сперанского в Сибири. Т. 1, с. 222-223). Переселения тем не менее продолжались и в 1806 году. 23 июня было издано новое положение о переселении в Сибирь. В Иркутской губернии переселенцев опять-таки велено селить за Байкалом.

Таким образом, государство решало проблему освоения своих окраинных территорий. Итак, Байкал и прибайкальские земли со временем становились объектом, привлекательным для освоения. Прибайкалье славилось своими легендами и преданиями, богатой и героической историей. Здесь формировалась своеобразная культура хозяйствования, которая вобрала в себя многое из практического быта различных народов, живших здесь издревле и обретших вторую родину. Мир Байкала был разнообразен и по большей части понятен. Он формировал не только культуру, но и особый тип взаимоотношений – тип, построенный на героике байкальских стихий, сложной адаптации к суровым климатическим условиям и, конечно, близости уникального природного объекта. Судя по тому, сколько священных мест было на Байкале, сколько чудесных историй, связанных с ним, бытовало среди сибиряков, сколько песен и стихов было посвящено ему, – прибайкальцы прекрасно осознавали если не уникальность, то масштаб этого природного объекта, его священность, а значит, избранность. В знаменитой песне о «Байкале», авторство которой принадлежит поэту Давыдову, так и говорится: «Славное море, священный Байкал»… А пелось широко, размашисто, с верой в силу, красоту и мощь Байкала.