Насупленное детское простодушие Михаила Пореченкова отлично подошло для роли Куприна. Фото: Кадр из фильма
О Куприне вечно ходили толки: большой он автор или только поднявшийся над общим уровнем наблюдательный беллетрист. Регулярность споров оставила вопрос открытым.
Особенно он, конечно, импонировал юношеству. Романтическим самоедством героев. Снисходительным отношением к самочке. Унылым постоянством разгула - в «Яме» и «Гамбринусе». Глубокой и всегда односторонней любовью к дикарке или замужней особе - в «Олесе», «Поединке», «Гранатовом браслете». Наконец, бесстыжим касанием самых трефных, оскорбительных и оттого манящих тем: розги, платной любви и самоубийства.
«Яма» - предмет негаснущего мальчикового интереса. Начинающие авторы первым делом несут в газету либо фельетон о школьных завтраках, либо объемное эссе о проституции. Фельетон печатают, эссе не глядя выбрасывают в корзину.
Поведением тоже побуждал к снисходительности. Вечными россказнями о родстве с татарской знатью. Откровенным любованием собою в прозе - этакий всезнающий медведь-репортер, который пьет ведрами, любим срамными девками, видит шпионов насквозь и каждому готов дать в рог. Бравым фотографированием с саблей в обрюзгшем 47-летнем возрасте. Встречами с Лениным, потом поношением его в эмигрантской печати, потом стоянием на его Мавзолее на ноябрьском параде-1937.
Какая-то мутная вязкая дурь, которой и так полнится его проза.
«Есть культура ума и культура сердца, - писал о нем Георгий Адамович, - и насчет того, на какой высоте находилась у Куприна культура первого рода, позволительны сомнения. Но сердце у него было требовательное, как будто перечувствовавшее многое из того, с чем не справился ум».
Понятно теперь, отчего его взялся ставить Первый канал. С культурой ума и там большие проблемы, зато с культурой сердца полный порядок, даже и с погрешностями против вкуса - а нешто у Куприна их нет?
Состраивание всего корпуса текстов в единую фреску дооктябрьской жизни - весьма удачный продюсерский ход господ Эрнста и Евстигнеева. Пиши автор больше - вышла б у него бальзаковская панорама забубенного русского капитализма. Однако в эмиграции он возлюбил Россию, которую потерял, и пристрастные труды свои похоронил. Но и сохранившиеся дают объемную картину - довольно, признаться, безрадостную.
Блуд, глум, загул. Суесловие. Попранное достоинство. Полицейщина с растопыренной лапой. Содом, который взыскует потопа. Потоп и пришел, но Куприн его почему-то не принял. Писал, что большевики обобществляют женщин. Из уст автора самой читаемой книги об общих женщинах звучало странно.
Девок играть привлекли лучших исполнительниц среднего возрастного звена: Агурееву, Екамасову и Ходченкову. Мужчин - скорее, антрепризу: светский резонер - Симонов, околоточный держиморда - Каморзин, студентик с дрожащей губой - конечно, Шагин. В роли благородного старца явился сам Леонид Кулагин, игравший всех благородных старцев нашего кино даже в сравнительно молодом возрасте - в том же «Дворянском гнезде» пятьдесят годочков назад. Слегка насупленное детское простодушие Михаила Пореченкова отлично подошло для роли самого Куприна.
В следующих сюжетах от театрального режиссера Фурмана франшиза перешла к ценителю старины и психологизма Андрею Эшпаю («Шут», «Униженные и оскорбленные») и наилучшему знатоку гарнизонного быта и воинского куража Андрею Малюкову («В зоне особого внимания», «Диверсант»). Тот же Адамович когда-то передал купринскую литературу одной фразой: «Был вот такой случай, а бывают, знаете, и такие случаи».
К сборной солянке его историй - наилучший эпиграф.
Если б случился у франшизы успех - можно было б немаленький эпос заделать.
Случаев Александр Иванович расписал премного.
«КУПРИН. ЯМА»
2014 г.
Реж. Влад Фурман,
(Первый канал, по будням, 23.30).